ШКОЛЬНЫЕ СТРАДАНИЯ
Ты, Агашка, как заноза,
Встряла в сердце паренька.
Шустроглаза, остроноса,
Голосиста и тонка.
Каблучками по паркету,
Словно дятел — тук — тук — тук.
В перемену — спасу нету -
Только слышен перестук.
Скажешь Дюше: «Сядешь близко -
Навернёшься на фингал!»
Двадцать две уже записки
За урок тебе послал.
Не ответила ни разу.
Проучу, поколочу…
Но смеёшься так заразно,
Что я тоже хохочу.
«Работы прорва, быт проел всю плешь…»
Работы прорва, быт проел всю плешь,
«Останкино» оскомину набило.
Рутина всё — хоть ешь её, хоть режь,
А хочешь — переваривай на мыло.
И смех, и плачь, и радость, и печаль
Приобрели мышиный цвет и запах,
Не прошлого, а будущего жаль,
Зажатого в судьбы когтистых лапах.
Но в пику ей на свете есть «Надым»,
Не просто город — литобъединенье,
И мы из будней тягостных спешим
На человеческого духа воскресенье.
Я не поэт, но скромно повторюсь:
«Друзья мои, прекрасен наш союз!»
«Загадочный кристалл александрит…»
Загадочный кристалл александрит -
Исток сомнений, камень преткновенья.
То синим на руке огнём горит,
То теплится сиреневым свеченьем.
Молва о нём недобро говорит,
Но я ношу опасное убранство.
Изменчивый кристалл александрит -
Служитель моего непостоянства.
Он никогда себя не повторит,
Так невозвратно каждое мгновенье.
Печальный знак — кристалл александрит -
Знак бренности любви и вдохновенья.
«Зачем мне столько книг? Сама не знаю…»
Зачем мне столько книг? Сама не знаю.
Они стоят бездвижно, как укор.
Всё меньше с каждым годом я читаю,
Но книги покупаю до сих пор.
Нет, чтоб купить колечко с бриллиантом,
Чтоб сохранить для правнучки своей, -
Приобретаю сочиненья Данте
И двадцать пять различных словарей.
Со мною будут до скончанья века.
Когда умру, сердитая родня
Сдаст их в ближайшую библиотеку. -
И это всё наследство от меня.
Оно, конечно, внуков недостойно,
Но только с книгами душа моя спокойна.
«Ёлочные старые игрушки…»
Ёлочные старые игрушки —
Вестники из детства моего.
Белый заяц в ледяной избушке,
Рыжая морковка для него,
С красным бантом жёлтая собачка,
Золотом блестящие шары…
Как же много они нынче значат -
Фишки неоконченной игры.
Новый кон, ещё одно начало.
Радостно и жутко начинать.
Я не знаю, много или мало
Предстоит ещё конов сыграть,
Что в итоге мне игру нарушит,
И когда я, наконец, пойму,
Что пора бы старые игрушки
Передать внучонку своему.
«Ты мне сказал однажды с укоризной…»
Ты мне сказал однажды с укоризной:
«Ты всё молчишь, не молвишь о любви.
О чём ты думаешь? О смысле жизни?
Зачем тебе он? Просто так живи».
Тогда меж нами тишина повисла,
Ты замолчал, бородку теребя.
И в тот момент я добралась до смысла:
Он в том, чтоб жить, и мне любить тебя.
До последнего слова,
До последнего вдоха,
Даже если мне снова
Будет дьявольски плохо,
Рукава до рассвета
Засучивши по локоть,
Пока песня не спета,
Буду жить и работать.
Даже если мне стукнет
Все четырежды двадцать,
Знаю, ни на минутку
Не забуду влюбляться.
Если только не стану
На земле одинока,
Жизнь любить не устану
До последнего срока.
Маргарита Егоровна — женщина не молодящаяся, а молодая. Ей всего тридцать восемь лет. Но об этом никто не знает, потому что выглядит она на двадцать восемь, ну самое большее — на двадцать восемь с половиной. Она элегантна, тщательно ухожена и, несмотря на кажущуюся склонность к полноте (именно кажущуюся, исключительно из-за милой, почти детской припухлости щёчек), изящна. Женщины её любят, мужчины обожают, сама в себя она безумно влюблена.
Её единственная дочь — Катюшка три года назад, в свои неполные семнадцать, выскочила замуж за шофёра Митьку из соседнего подъезда, а через месяц они родили Иринку — крепкую синеглазую девчонку с кудрявыми чёрными волосами. Маргарита Егоровна, конечно же, этому событию как женщина очень обрадовалась. Но как молодая женщина — весьма даже огорчилась: кому приятно стать бабушкой в двадцать пять лет, пусть даже в двадцать пять с половиной. Поэтому она не стала афишировать это событие на работе, а только по секрету сообщила двум своим подружкам — Лике и Тамаре Михайловне, в связи с чем после смены было выпито по бокалу шампанского (конечно же, за счёт Маргариты Егоровны).
Иринка росла не по дням, а по часам, бойкая и проворная, умница и красавица — вся в бабушку. Маргарита Егоровна навещала внучку так часто, как могла, как позволяли ей дела. А дел у неё было много, и по большей части — амурные, потому что с мужем Маргарита Егоровна разошлась, а молодой привлекательной женщине быть без мужа просто неприлично, но и за первого встречного тоже не пойдёшь. Маргарита Егоровна решала проблему выбора — сложнейшую из проблем.
Перед подругой Ликой тоже стояла такая проблема, но выбор был значительно меньше: у неё был сын подросток, и выглядела она на все свои тридцать пять.
Так случилось, что выбор их остановился на одном предмете: в отделе появился новый начальник, о котором были достоверные сведения: сорок три года, разведён, алиментов не платит — дети взрослые. Фамилия у него была приятная — Полторацкий. Словом, подходящ он был по всем статьям, и сам об этом знал и решал ту же проблему, что и Лика с Маргаритой Егоровной.
Иринке к этому времени исполнилось уже три с половиной года, но Маргарита Егоровна продолжала быть такой же молодой и красивой, как в день её рождения. И надо же было так случиться, что в июне Иринкин детский сад закрыли на ремонт, а Катюшке приспичило записаться в парикмахерскую ровно на двенадцать часов дня в пятницу.
— Маман! Я приведу к тебе Иринку на пару часиков. Пусть порисует. — Позвонила Катюшка Маргарите Егоровне на работу и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
Через полчаса Иринка сидела в кабинете Маргариты Егоровны и Лики и делала сразу три дела: болтала ногами, жевала яблоко и раскрашивала цветной тушью портреты кандидатов в депутаты в районной газете.
— Ну, как у тебя бабушка? — Спросила Лика, когда Маргарита Егоровна отлучилась со срочным вопросом к начальнику?
— Хорошая. Только шоколадки не покупает. Говорит, зубы будут болеть.
— Купит. Вот увидишь, купит. У нас в буфете вот такая огромная шоколадка продаётся, — и Лика широко развела руками, — с домиком на курьих ножках. Сейчас пойдём на перерыв, ты погромче крикни: «Бабушка! Бабушка! Купи мне вот эту шоколадку». И она сразу купит.
— Правда? — Недоверчиво покосилась Иринка.
— Честное слово.
На обед Лика пришла чуть пораньше, чем Маргарита Егоровна с Иринкой — им пришлось отмывать руки от туши. Лика взяла свою обычную котлету с рисом и села за свободный столик. Через минуту к ней подсел Полторацкий и сосредоточенно стал жевать свою котлету. Дверь буфета отворилась, и в зал вошла ослепительно молодая Маргарита Егоровна с ослепительно красивой Иринкой. Полторацкий оторвал взгляд от котлеты и перевёл на замечательный дуэт.
— Бабушка! Бабушка! Купи мне эту шоколадку! — Громко закричала Иринка, таща Маргариту Егоровну к витрине буфета, где красовалась двухсотграммовая плитка пористого шоколада, на обёртке которого была изображена избушка на курьих ножках с бабой Ягой. — Бабушка! Бабушка! Вот эту шоколадку, с домиком!
— Замолчи сейчас же… — Зашипела Маргарита, стараясь поскорее рассчитаться с продавщицей. — На, ешь, пожалуйста, только молчи.
Но было уже поздно.
— У Маргариты Егоровны есть внуки? — Удивлённо спросил Полторацкий, поворачиваясь к Лике.
— Да, она прекрасно сохранилась! — С неподдельным восхищением откликнулась Лика. — Её внучке уже скоро четыре года. А моему сыну всего двенадцать. Он сейчас в пионерском лагере…
— Вот как? — Заинтересовался Полторацкий, и беседа потекла в приятном для обоих русле.
Маргарита Егоровна за соседним столиком сосредоточенно жевала котлеты — свою и Иринкину, к которой её внучка, занятая шоколадом, так и не притронулась.